Nirvana стала для нас чем-то гораздо большим, чем просто нездоровый культ смерти, постигшей вокалиста группы. Противоречия между их панк-этикой и массовой популярностью, между их легендарной тоской и невероятным успехом сделали Nirvana главным рок-феноменом нашей эпохи.

Август 1991. Через неделю, в пятницу, Nirvana сыграет в числе других групп на фестивале в Реддинге, через месяц будет выпущен "Nevermind", а еще через несколько месяцев Nirvana будет провозглашена величайшей рок-группой в мире.

А пока они приехали с гастролями в Ирландию, и журналист NME Кит Кэмерон задает Курту вопрос, не думает ли он, что люди относятся к рок-н-роллу слишком серьезно. "Чересчур серьезно, - отвечает Кобейн. - Люди возлагают на рок-н-ролл слишком большие надежды. Они надеются, что его можно использовать в политических целях, тогда как на самом деле рок-н-ролл должен быть не более чем музыкальным фоном". "То есть ты хочешь сказать, что никогда не придавал рок-н-роллу такого уж большого значения?" - настаивает на своем Кит. "Ну, вообще-то музыка полностью изменила мою жизнь, - смягчается Курт. - Панк-рок так широко открыл мне глаза на мир, что я просто не мог в это поверить. Если бы не он, неизвестно, смог бы я когда-нибудь вспомнить о том, что я - отдельная, самостоятельная личность. В общем, рок-музыка - чудовищно важная штука. Просто дело в том, - смеется он, - что люди раздувают ее значение до невероятных размеров".

Если бы только Курт Кобейн был жив и задумался сейчас над своими словами... Тем летом 1991-ого он неосторожно составил себе план на будущее. Музыка Nirvana действительно раз и навсегда изменит его жизнь и в последующие десять лет будет в разной степени влиять на жизнь еще миллионов людей. Музыка даст ему силы, поможет облегчить боль и хотя бы ненадолго избавиться от жалости к себе и постоянного внутреннего напряжения. Но взамен она принесет несравнимо большую боль и беспокойство, потому что из-за нее Курту придется вступить в духовную связь с массовой аудиторией, противную его натуре, и столкнуться с миром шоу-бизнеса, который он презирал.

Спустя восемь с половиной лет после смерти Курта у нас появилась возможность чуть более здраво взглянуть на его жизнь. И теперь кажется, что Курт Кобейн погиб от того же, от чего его музыка обрела такое могущество. Nirvana утопала в противоречиях. Проповедование андеграундной этики - и создание поп-гимнов поколения. Стремление быть услышанными всем миром - и ужас перед тем давлением, которая влекла за собой популярность. Страстное желание оставаться честным - и столь же сильная необходимость сохранить в секрете свой внутренний мир. Успех музыки Nirvana казался напрямую связанным с трудностями личной жизни Курта. Но едва ли можно сказать, что именно это стало причиной его самоубийства. Мы все как один - психологи-любители, и все можем с лету указать на трудное дество, хронические боли в желудке и в большой мере связанное с ними употребление героина как на факторы, в конечном счете приведшие к трагедии. Или просто назвать Курта гением-мучеником, еще одним погибшим героем, и втиснуть его жизнь в стандартные рамки трагической судьбы рок-звезды.

Все эти объяснения несостоятельны хотя бы потому, что в музыке Nirvana куда больше светлых моментов, чем подавляющих и депрессивных. "Nevermind" - восторженная пластинка: дерзкая, бранная, токсичная, местами даже чересчур приглаженная. Но за загадочными словами Курта таится громкий вызов всем его врагам, настоящим и вымышленным, выстроенным в ряд перед Кобейном и его поклонниками. В песнях Nirvana ощущения от текстов намного важнее, чем истинное значение слов. Гениальность Курта Кобейна состояла в том, что он сумел превратить тихую мужскую боль в могучую силу.

Возможно, именно поэтому оставленные им песни обрели такую долгую и славную жизнь. В 2003 году Курт Кобейн значит гораздо больше, чем могли предположить даже самые страстные его обожатели. Взгляните на одну из самых прославленных групп прошлого года - Nickelback, и вы увидите четко срисованную с Nirvana динамику, подстроенную под них печаль. Или посмотрите на более удачный пример - The Vines, которые используя ту же самую динамику, придали ей необходимую спонтанность. Крейг Никколс яснее, чем большинство последователей Курта, понимает, что такая музыка берет за душу и поражает только тогда, когда подается напрямую из самого сердца. Приглаживание гранжа вызвало бы у Курта Кобейна отвращение. Ведь, как ни крути, рок-н-ролл в его время был чем-то неизмеримо большим, чем просто музыкальный фон...

Если честно, NME не был первым, кто заметил мощный потенциал Nirvana. В 1989 году, когда группа давала первые концерты в Британии и выпустила дебютный альбом "Bleach", мы ограничились лишь тем, что поручили написать о них нашему прилежному летописцу американского андеграунда Эдвину Паунси. "Это самый громкий и самый плохой звук, который до сих пор удавалось откопать фирме Sub Pop", - написал он в рецензии на альбом Правда, позже Эдвин одумается и провидчески назовет Nirvana "достойным ответом Sub Pop группе The Beatles".

NME в то время больше внимания уделял тому, что происходило у нас под носом, и почти не следил за событиями на другом берегу Пруда. В 1989-ом нам вообще было не до чего - ведь у нас появились The Stone Roses, которые совершенно снесли нам крышу и стали первыми, кто сумел доказать: группа их подворотни может стать крупнейшим феноменом поколения и при этом ни чуть не потерять своей искренности. Точь-в-точь такой же трюк проделает два года спустя Nirvana, но только в мировом масштабе. Намеки на этот прорыв были уже в "Bleach": при первом прослушивании Nirvana казались всего лишь очередной грязной группой фальшивых деревенщин из Сиэтла, мало чем отличающейся от своих собратьев по лейблу Mudhoney и Tad. Но песни вроде нереально красивой "About A Girl" давали понять наиболее внимательным слушателям, что потенциал Nirvana раз в сто больше. Это была группа, которая могла, стоило ей только захотеть, в глубинах свой шумной ярости создавать безупречные поп-песни. В 1991 году Курт Кобейн скажет: "Мои самые любимые песни - это поп-песни. Попсовое - значит простое, а панк-рок всегда был простым - до тех пор, пока не превратился в хардкор".

В начале 1991 года NME писал о "Bleach" уже совсем по-другому: "это альбом, который "перевернул трэш с ног на голову, превратив его в безформенное, но чрезвычайно яркое месиво мелодий и грубой силы". Тогда мы опубликовали первое большое интервью с Nirvana, совпавшее по времени с британским релизом их сингла "Sliver". Недавно принятый в группы Дейв Грол то ли не пришел на интервью, то ли всю беседу проспал, но по большей части на вопросы отвечал басист Крис (позже сменивший английское написание своего имени Chris на данное ему при рождении Krist) Новоселич. Кобейн, который в то время настаивал на том, чтобы его имя писалось как Kurdt Kobain, говорит в основном о том, как сильно он любит своих домашних черепашек, но помимо этого успел сказать несколько слов о планах группы и сообщить, что им нравится поп-музыка. Казалось, Кобейн изо всех сил старался отделить себя и свою группу от хардкорового снобизма, свойственного андеграундной сцене тех лет. Но вскоре после выхода "Nevermind" стало очевидно, что и в музыке, и во взглядах Курт разделяет точку зрения своих бескомпромиссных друзей вроде The Melvins и Earth, чья любовь к поп-музыке выражалась, мягко говоря, не очень ярко.

"Nevermind" вышел в сентябре 1991 года, через пять месяцев после того, как Nirvana рассталась с компанией Sub Pop и подписала контракт с могущественным лейблом Дэвида Геффена DGC. В рецензии на альбом автор NME Стив Ламак писал:"Эта запись станет новой точкой отсчета для будущего поколения постхардкора". На деле "Nevermind" стал не просто новой, но единственной точкой отсчета для целого поколения. Кобейн никогда не скрывал влияния, оказанного на его музыку другими группами: всем были видны и его любовь к The Beatles, и явно украденные ходы Pixies (в особенности их задумчивые стихи и зывывания в припевах, благодаря которым родилась "Smells Like Teen Spirit"). Но еще никому никогда не удавалось извращать первоисточники с такой гениальностью, обаянием, мощью и взрывным душевным импульсом, как это делали Nirvana. "Nevermind" - это очень надежный альбом, - говорил Крист Новоселич Киту Кэмерону в марте 1992-го. - Он только чуть-чуть сложнее всего общепринятого. Это поп-пластинка. Просто гитары на ней тяжелые". К моменту, когда проходила эта беседа, Nirvana уже стали номером Один в американском чарте. В одном из ноябрьских номеров NME 1991 года наш автор Мэри Энн Хоббс написала: "Nevermind" невозможно не слушать, это один из тех альбомов, которые остаются на всю жизнь. Он переживет все раздоры, споры и толки..." В этой статье Хоббс пришлось написать много "слов автора", потому что в беседе с ней Курт был демонстративно сердит и не сказал почти ничего. Когда Хоббс спросила его, что он думает по поводу оглушительной славы, которая ожидает группу теперь, когда они попали на MTV, он только пожал плечами: "Мы сделаем что-нибудь такое, чтобы все это просрать, - сказал он, - Я абсолютно уверен".

В течение всего 1992 года шум вокруг Nirvana и личной жизни Курта Кобейна только возрастал. Пока Геффэн выжимал из "Nevermind" все соки, выпуская синглами трэк за трэком, пресса сосредотачивалась на отношениях Кобейна с Кортни Лав. В феврале влюбленные поженились, а в августе родилась их дочь, Фрэнсис Бин. В промежутке между этими двумя событиями состоялось изнурительное европейское турне, во время которого Кобейн в огромных количествах принимал героин. Ко времени выступления Nirvana на фестивале в Рединге разговоры о состоянии здоровья лидера группы были едва ли не самыми популярными в среде любителей музыки. Nirvana закрывала последний, воскресный день фестиваля, и Курт тогда появился на сцене в длинном белом парике и в инвалидной коляске.

В последующие несколько месяцев Кобейн становился все более раздражительным и зависимым от наркотиков, и именно в этот период он решил взяться за восстановление андеграундности Nirvana. Всеобщее внимание стало одним из самых тяжелых испытаний в жизни Курта - возможно, из-за этого он так мечтал вернуть те времена, когда Nirvana играли на разогреве у более знаменитых групп и спокойно наслаждались жизнью. В марте 1993 года, охваченный тоской по прошлому, Курт выпустил новую песню под названием "Oh The Guilt" и засадил группу в студию, чтобы начать работу над новым альбомом. На роль продюсера он выбрал Стива Албини, настоящую угрозу американского мейнстрима, который славился тем, что в процессе записи не допускал никаких приукрашиваний и сам сочинял жесточайшую музыку в своих альтернативных группах Big Black и Rapeman. Америка в страхе готовилась к тому, что Nirvana выйдут из студии с пропитанным желчью альбомом, полным невнятного шума. Но Курт Кобейн был гораздо умнее, чем многие могли подумать. В июле Кит Кэмерон побывыл на нью-йоркском выступлении Nirvana и услышал несколько новых совершенно убойных композиций, а так же пару тихих красивых песен под акустическую гитару и виолончель. Кобейн, как всегда, был совершенно непредсказуем. Обнаруживая в себе все новые и новые таланты, он сознательно шел на то, чтобы отпугнуть фанатов альбома "Nevermind" с помощью слишком громких и слишком мягких экспериментов.

Получившаяся в результате пластинка "In Utero" стала полным разоблачением Кобейна. На обложке была изображена трехмерная анатомическая модель человека, давно занимавшая воображение Курта, чье физическое состояние с раннего детства оставляло желать лучшего - никаких других ассоциаций, кроме анатомического вскрытия, при взгляде на эту обложку у слушателей, обеспокоенных болезнью Курта, не возникало. Новым яростным альбомом Курт обрушился на назойливых представителей прессы, а заодно и на своих поклонников, в промежутках между вспышками гнева поведав о своих проблемах. Первоначальное название альбома очень хорошо передавало его суть: он назывался "I Hate Myself And I Want To Die" ("Я ненавижу себя и хочу умереть"). Это был крик о помощи, похожий на те, которыми испещрены дневники Курта, но тогда никто не воспринял это всерьез. Альбом был прекрасен. Когда он вышел в сентябре 1993-го, ваш корреспондент написал: "In Utero" - очень запутанный альбом... Это похоже на величайшую группу, которая мечется в поисках места, где ей было бы хорошо. Полнейший хаос, но хаос чрезвычайно интересный". Сейчас, 10 лет спустя, "In Utero" звучит совсем по-другому и представляется самым цельным и лучшим альбомом Nirvana. Благодаря перепадам настроения "In Utero" получился более разнообразным, чем "Nevermind", а искренность песен на этот раз было просто абсолютной.

Кобейну всегда хотелось, чтобы в нем видели неудачника, и теперь, к выходу третьего альбома, музыкальный бизнес придумал, как можно выгодно использовать странность Курта: у них в руках была не просто суперзвезда, а суперзвездный неудачник, не просто гений, а гений депрессивный. На свет должно было вот-вот появится новое поколение мятежных гранжером и тоскующих поэтов, но их мятежность и тоска были осторожно и четко рассчитаны.

А Nirvana тем временем переживала один успех за другим. В ноябре они записали знаменитое выступление MTV Unplugged, в котором подчеркнули свою хрупкую, акустическую сторону и опять, вместо того, чтобы отпугнуть часть своих фанатов, привлекли тех слушателей, которых прежняя Nirvana отталкивала чрезмерным шумом и хаосом. Кобейну опять не повезло: что бы он ни делал, чтобы стать более андеграундным и подпортить свою репутацию поп-звезды, выходило только хуже: его популярность росла изо дня в день.

Дальнейшая музыкальная история Nirvana трагична. В феврале 1994 года группа отравилась в гастроли по Европе, которые оборвались через месяц, в Риме, когда Кобейн принял слишком большую дозу рогипнола. В апреле Курт лег в реабилитационную клинику в Калифорнии, но через два дня сбежал оттуда и 8 апреля был обнаружен мертвым у себя дома, в Сиэтле, с ружьем в руках. За несколько недель до этого во время своей последней фотосессии Курт позировал с игрушечным ружьем, ствол которого он направлял себе в рот: он так много шутил по поводу самоубийства, что, похоже, совершить его стало для Курта совсем пустяковым делом.

В чем же заключается крутизна Курта? Вовсе не в том, что он умер молодым, - мы помним его не из-за этого. Крутизна Кобейна - в том, насколько безграничным оказалось его влияние на музыку: благодаря ему появилось не только целое поколение раскольнических emo, инди и гаражных групп, но и череда гранжеров-ремесленников. В общем, рок-н-ролл в хороших руках - неслыханная сила. Стоит ли он того, чтобы ради него умереть? Да ну, не смешите. Жизнь намного сложнее, чем вы думаете, и достойна лучшего применения.